Нуууууууу...........

[Агест]

аушка к "Конклаву",в которой после избрания нового Папы, Томас Лоуренс уезжает в монастырь, и Альдо Мария Беллини начинает ему писать.

Альдо - Томасу.
Мой драгоценный Томас, ни слова вне:
Только внутри живёт покаянная исповедь –
Мается, кается и разрастается исподволь,
Виснет в часовне в молитвенной тишине.

Мой драгоценный Томас, это письмо –
Никогда не будет ни явлено, ни написано.
Только внутри зерно – покаянная исповедь,
Разрастается, мается, тянется к свету само.

Мой драгоценный Томас – друг, брат, король.
Друг мой божественный, единственный и неистовый.
Ты меня примешь? Меня – покаянную исповедь?
Со всеми моими грехами, мой друг. Я твой.

Альдо - Томасу
В очередном письме в твой монастырь
Хочу язвить, что так мы постарели,
Что вместо электронной почты ты
Пришлёшь ответ мне с голубем. Я верю,

Что это способ вверить в Божий Гнев
Всю нашу переписку, наши судьбы.
(Смотрю в пустой листок, так, замерев,
Глядят на ангелов испуганные люди)

Пишу тебе, как в стол, в пустой конверт,
Мечту о домике у моря я вверяю
В бумажный лист. В прогнивший этот век
Я чувствую, что я тебя теряю.

Надеюсь, там, святее становясь,
Ты обретаешь новую дорогу.
Держись, держись подальше от меня.
И ближе к Богу.

Томас - Альдо
Ответное письмо сквозь аутлук:
Курсор мерцает – письма раз в неделю,
Я бакалавр лучшей из наук –
Умения писать, но не по делу.

Погода в норме, братия в посте,
Весь мир в молитве ожидает Пасху,
Апрель ужасно солнечный. Как те
Дни в семинарии, что золотою краской,

Рассветным солнцем так облучены,
Как мы, смешные, были беззаботны,
Как будто мы опять обручены
С Святою Церковью. Для птицы страсть к полёту

Не так была привычна, как для нас
Писание, работы и бумаги.
Я вспоминаю это в чёрный час,
Когда глаза ярятся злою влагой,

В минуты слабости, неверия, в те дни,
Когда мне кажется, что Бог меня оставил.
Но знаешь – только руку протяни –
И там твои конспектные тетради,

Твой нервный почерк и блестящий слог.
Запишешь ли в грехи мне ностальгию?
Я знаю, Альдо, наш отмерен срок,
Господь в себя включил и нашу гибель,

И наши чувства, что подчас грешны,
И гибельны, и требуют ответа.
Пишу из монастырской тишины,
В гул Ватикана, в клятвы и обеты,

Которые так сложно соблюдать.
Пишу тебе во мрак души и дальше,
Но не по делу. Правду – никогда.
Я понял здесь, чего не понял раньше:

То, что известно детям, глупцам, невинным -
Любовь к Господу, Альдо, всегда взаимна.


Альдо - Томасу
В трёх актах: не написал, написал, написал, но Господи, зря.
(Лишь дай мне знак, и я подам в отставку.
Под твои окна — глупым трубадуром —
Являюсь расстригой верным и печальным,

Как ангел, что приколот на булавку —
Не на иглу. Я здесь смурным и хмурым
Служу и остаюсь неидеальным.

Всем Ватиканом новую дорогу,
Всей Церковью мы ищем и страдаем.
Все так хотят, чтоб сердце было мудрым.

И как бы ни хотел быть ближе к Богу,
Грехи души висят и не пускают.
Лишь дай мне знак, и я явлюсь наутро.)

Мой добрый Томас, жизнь идёт куда-то,
Погребена под грудой документов.
Бессонница — как вечная расплата,
Когда, устав от кучи прецедентов

И сотен встреч, я не могу уснуть,
Я (тоже) вспоминаю нашу юность,
Её ошибки, радость, её суть —
Её грехи. Которые, зажмурясь,

Так сладко гнать глазами перед сном,
Но хватит, собирался о другом.

Распишу тебе, бывший декан, презабавный случай:
Не далее как вчера Его Святейшество Иннокентий
Надел на одну черепашку свою дзукетту
И выложил в инстаграм. Я не смог бы лучше

Описать наше новое Папство, его основы,
Его постулаты. Но знаешь, в ответ Тедеско
Выложил фото кота в кардинальском кресле.
С тех пор не могу не думать, а вдруг так к новым

И прекрасным событиям откроется наша Церковь?
Если уж сам Гоффредо — консерватор по своей сути —
Ради нового Папы готов на любые глупости,
Может и мы, динозавры, доступны для новой мерки?

В конце письма, безбожник и отступник,
Печальный, как всегда неидеальный,
Хочу сказать, что ты — незримый спутник
Всегда, мой друг.

Твой вечно.
Альдо.

Томас – Альдо
Томас не подаёт знак, но даёт надежду.

Альдо, терпение – высшая добродетель.
Терпи, ведь Господь ещё не закончил с нами.
Каждому Божьему делу положен свидетель,
И это твоя обязанность, ты же – память.

Новое Папство – новые горизонты.
Действительно новые мерки для старых событий,
Выход из зоны комфорта в слепую зону,
Страшную зону, зону новых открытий.

Но то, что откроешь в себе, не всегда приятно.
(То, что отроешь в земле из своей могилы)
За долгую жизнь на душе проступают пятна,
Отступает воля, заканчиваются силы.

Помнишь, лет тридцать назад, когда ты, белый от злости,
Пытался бросить курить и страдал нещадно?
Ты выдержал это с честью и по итогу – бросил.
Так что снова терпи.
Терпи, драгоценный Альдо.

P.S.:
Когда ты устанешь от курии, от суеты, от беды –
Навести монастырь, покажу тебе наши сады.


Альдо - Томасу
Он почти перестал жевать сопли
Знаешь, Томас, что насчёт моего визита
В твой монастырь, то, возможно, дела Престола
Заставят меня его отложить до лета
(Возможно, я Папу сам попросил об этом)
Мне нужно набраться смелости, быть готовым –

Наша встреча быть может радостью, может болью
(Альдо, ты что, рехнулся? Пляши от счастья!)
Ведь, как научил прошедший Конклав нас обоих:
Можно знать себя – и не знать себя – в одночасье.

Пасха пройдёт. Вознесение, Троица – минут,
Прогнозы погоды обещают жаркое лето.
Если сердце твоё к августу не остынет,
То жди на Успение, я завтра возьму билеты.

Томас - Альдо
Ну было и было.
Мой драгоценнейший Альдо.
Спасибо за твой визит.
Я потом целый месяц думал, как тебе написать
Обо всём, что осталось тлеть у меня в груди.
Но вот уже осень, сентябрь, листва-лиса

Порыжела, стоит. Секунда – сорвётся в бег,
Побелеет к зиме, ускорится, брызнет в снег,
Останутся голые ветки, что не в себе,
Омертвело стоять, как надгробья в последнем сне.

Так что снова пишу, не желая стать снимком в альбом.
Так что снова пишу: приезжай и ещё приезжай.
Перед сном я теперь – о будущем, не о былом,
У нас так мало времени, чтобы собрать урожай.

Пусть же он жалок, он скуден и истощён,
Стоит ли уксус в вине того, что нарушен обет?
Я не жалею.
Я знаю, что обречён.
И был обречён на это течением лет.

И течение лет крутило меня и несло,
Но, к счастью, несло нас обоих в соседних ладьях.
Ладьи ходят прямо. Так вот, я беру весло
И обещаю себе не продолжать без тебя.

Я отправлю письмо, но надеясь, что не дойдёт.
(Прости меня, Альдо, если сумеешь, прости).
Я держал тебя крепко, когда мы прощались – итог:
Я держу до сих пор. И держу, боясь отпустить.


Бонус: Папская булла
Я сдался и написал постскриптум.
Письмо Винсента Альдо и Томасу.
Братья мои, вот слова Святого Престола,
Я пишу их для вас практически Ex Cathedra:
Ни в одной любви нет ничего дурного,
Там, где есть любовь, там будет Господь и вера.

И милосердствует, и долготерпит, и переносит,
И всё покрывает. И далее как по тексту.
Хорошо, что вы всё ещё задаёте вопросы,
Трудно, что темы сложнее, чем были в детстве.

Плохо, когда сомнение тащит из вас вину,
Плохо, когда сомнение тащит не Божий страх,
Мир изменился, и, чтобы служить Ему,
Необязательно гибнуть во львиных рвах.

Необязательно, мученик, лезть на крест.
Можно бросить не всё на тропу Призвания,
Он посылал к нам Сына, и Сын искупил наш грех.
Разве бы Он желал умноженья страданий?

Живите, пока живёте, будьте как дети.
Молитесь о мире Богу — и обо мне молитесь.

Подпись стоит: Его Святейшество Иннокентий.
И ниже постскриптум: с любовью, Винсент Бенитез.

@темы: Фандомы, Архив, Право переписки, Боль, пафос, страдание, Сюжет!, Моя религия, Католики должны страдать, Лирика