и кажется, она мне врёт
Про Роберта Таунсенда, трактирщика,квакера и шпиона, человека, который заебался ещё до рождения. И снова про Бенедикта Арнольда, генерала-предателя, который под конец третьего сезона окончательно потерял все берега и края, что у него были.
Роберт.
Он всегда был уверен - бояться не надо,
Ни сумы, ни тюрьмы, ни внезапной смерти.
В его снах с тех пор поселился Арнольд,
Говорящий сквозь зубы о нужных жертвах.
Цедящий сквозь зубы о праве мести,
В своей обиде достигший дна.
Роберт себе не находит места,
Роберт сделает всё, чтоб его изгнать.
Бенедикт.
А всё же в трактирщике что-то есть.
Арнольд словно зверь чует тайную злость,
Слышит в голосе ярость, и видит насквозь,
Такую родную, знакомую спесь.
А в Роберте исподволь зреет решение:
Пей, чудовище, пей.
Всё за счёт заведения.
Роберт.
Роберт бредит - он нож в ребро,
Деньги в руку, библейский сын,
Он обезображенное добро,
Беспокойство чужих седин.
Порох, шорох, Борей, болезнь,
Пропитавшийся маслом жгут,
Течь в проверенном корабле,
Обернувшийся злом маршрут,
Обернувшийся бранью друг,
Жизнь натянутая как нить,
Мир не битого стоит двух:
- Роберт Таунсенд. Что будете пить?
Роберт.
Он всегда был уверен - бояться не надо,
Ни сумы, ни тюрьмы, ни внезапной смерти.
В его снах с тех пор поселился Арнольд,
Говорящий сквозь зубы о нужных жертвах.
Цедящий сквозь зубы о праве мести,
В своей обиде достигший дна.
Роберт себе не находит места,
Роберт сделает всё, чтоб его изгнать.
Бенедикт.
А всё же в трактирщике что-то есть.
Арнольд словно зверь чует тайную злость,
Слышит в голосе ярость, и видит насквозь,
Такую родную, знакомую спесь.
А в Роберте исподволь зреет решение:
Пей, чудовище, пей.
Всё за счёт заведения.
Роберт.
Роберт бредит - он нож в ребро,
Деньги в руку, библейский сын,
Он обезображенное добро,
Беспокойство чужих седин.
Порох, шорох, Борей, болезнь,
Пропитавшийся маслом жгут,
Течь в проверенном корабле,
Обернувшийся злом маршрут,
Обернувшийся бранью друг,
Жизнь натянутая как нить,
Мир не битого стоит двух:
- Роберт Таунсенд. Что будете пить?