— Разочарование от бытия только в одном теле, которое может находиться только в одном месте и в одно время.
Варнинги: Мувивёрс, Ooc, незнание канона, вообще не знаю как я здесь оказался.
Гулдан/Дуротан читать дальше Он засыпая шепчет: гнильё, гнильё Становится легче, сердце его поёт, Всадники скачут мерно вперёд, Вперёд! Он принимает скверну в самое сердце своё.
Нет ничего нужнее власти и силы, Нет ничего надежнее жажды и мести, Но всё же ему не спится, поскольку было, То что теперь не дает усидеть на месте. Он видел орков, собирающихся в единое войско, Он сам собирает эту ладонь в кулак, У одного из кланов есть маленький вождь особого свойства, Будь у Гулдана вторая жизнь, он бы жил её - так.
Его Волки на теле орков- открытая рана. Он завидует обожанию его клана.
Проверяя на прочность словом свои пределы, Он находит в своей душе потайную дверцу, Он хотел бы себе его молодое тело. Он хотел бы себе его молодое сердце.
Застыв ненадолго в состояньи глухого покоя, Он знает, что Скверна подарит ему такое.
Я жду, когда опять звезда-и-смерть Почует сердцем близкий зов холмов. Они к нему приходят раньше всех, Поскольку он их вестник, хлеб и кровь, Их дом и кров. Их блюдце с молоком. Истёршийся заигранный напев, В котором ужас смешанный с тоской, В котором смех младенцев, слезы дев, И рёв чудовищ вырванных из сна Сливаются в единый нарратив, В мелодию, которая нужна, Чтоб сердце изнутри разворотить. Чтоб золото и холод сентября, Собрав в ладони, залатать дыру. Вдоль берега реки костры горят, Полощутся знамена на ветру Далеких войск неведомых земель, Рога трубят и возвещают всем Они идут! Они несут метель! Гниение, погибель! И затем
Неосознанное желание посмотреть кому-нибудь в глаза, что одновременно может чувствоваться волнительно и уязвимо.
"Сможешь выбрать того, кто тебе станет другом".
Когда стреляют по тебе, то бьют по мне Теперь мне сложно отыскать слова точней, Склоняю слово про себя: войны, войне, Война в основе бытия - ищи страшней. Когда я стал твоим крылом, вторым щитом? Когда тебе был нужен друг - встал за плечом. Я видел, кто придя с войны, нашел свой дом, Ты очевидно не из них. И дело в том, Что я вернулся на войну с тобой сойдясь, И сотни глаз чужих людей за мной следят, Прожектор в камере моей горит, слепя. Тревожно глядя сквозь стекло смотрю в себя.
Раш мелет кофе, как и положено - в пыль. Добавляет перец, корицу, как если бы Он не ждёт чудес, но хотелось чтоб это был Лучший кофе из тех, что он в жизни своей варил.
Раш насыпает на медный поднос песок. Он ставит джезву узорами на восток, Он смотрит на кофе, свежевыжатый тянет сок, В пальцах вертит рецепта мятый листок.
Солнце пока не встало, предрассветная хмарь как вор, Медленно отступает. Входит утро как приговор Всему что вчера качало - рассвета немой укор. Раш пока что скучает, И крутит в голове разговор:
Утро и траур созвучны во всех языках. На родном наречии, языке огня и песка, Рашу конечно же было бы легче сказать: пока, Нам стоит разъехаться. Дальше уже никак.
Дело не столько в тебе, если ты сможешь - пойми, Моему народу совсем не стоит сближаться с людьми, Мы время считаем столетьями, Люди считают дни!
Извини.
Ифриты - песок, и огонь, и палящий ветер, Пожирающий всё на пути у себя, - километры Пустынь и пожаров, последствия огненной плети - Стефан, коль так будет дальше - от тебя останется пепел.
...
Раш знает, что вместо этого будет звучать дребедень. Стефан выходит на кухню, Начинается новый день.
И очень страшно. Ведь готовился к тишине, К оглушающе долгой дороге куда-то вне, К одинокой осени, одинокой зиме, одинокой весне. Потому что кому ты нужен, если уж быть честней. А он говорит: вот мост через три реки. Вот карта далекой страны, что помнят лишь старики, Вот ключ от моих кладовых, что пока не съели пески, Там где-то на третьей полке средство спрятано от тоски. Забирай любые слова если знаешь, что станет легче, Здесь под водой сперва отучаешься обожать вещи, Приходи когда хочешь, я буду рад нашей встрече.
СоулмейтAU по Готэму. Та, версия, где после встречи с соулмейтом у тебя мир становится цветным. Так вот, Харви Буллок никогда не завидовал тем, кто видит цвета. Он им сочувствовал.
Ходишь, пьёшь, разговариваешь, живёшь. В чёрном городе неизменно серые люди. Погода безрадостна: если не снег, то дождь. Работа безжалостна, другой у тебя не будет. В такие дни понимаешь, что значит покой. Родное болото, никакой посторонней встряски. А потом при встрече кто-то машет тебе рукой - И спустя пару дней проступают чёртовы краски.
Небо-то синее, у кофе отвратный вкус, Серый твой плащ имеет зелёный оттенок, Солнце выходит, меняется минус на плюс, Твоё отвращение не имеет пределов.
Когда понимаешь в чём дело. Когда понимаешь в ком дело.
Раш мелет кофе, как и положено - в пыль. Добавляет перец, корицу, как если бы Он не ждёт чудес, но хотелось чтоб это был Лучший кофе из тех, что он в жизни своей варил.
Раш насыпает на медный поднос песок. Он ставит джезву узорами на восток, Он смотрит на кофе, свежевыжатый тянет сок, В пальцах вертит рецепта мятый листок.
Солнце пока не встало, предрассветная хмарь как вор, Медленно отступает. Входит утро как приговор Всему что вчера качало - рассвета немой укор. Раш пока что скучает, И крутит в голове разговор:
Утро и траур созвучны во всех языках. На родном наречии, языке огня и песка, Рашу конечно же было бы легче сказать: пока, Нам стоит разъехаться. Дальше уже никак.
Дело не столько в тебе, если ты сможешь - пойми, Моему народу совсем не стоит сближаться с людьми, Мы время считаем столетьями, Люди считают дни!
Извини.
Ифриты - песок, и огонь, и палящий ветер, Пожирающий всё на пути у себя, - километры Пустынь и пожаров, последствия огненной плети - Стефан, коль так будет дальше - от тебя останется пепел.
...
Раш знает, что вместо этого будет звучать дребедень. Стефан выходит на кухню, Начинается новый день.
Я знаю - он не думает обо мне. Его город утоплен в такой глуши, Что на самом дне, посреди камней, Среди ила и тины - куда спешить? - Он построил хижину, чтобы в ней Добывать слова из глубин души. Я большой любитель воспеть холмы, Он большой любитель зарыться в ил, Перед взором чудищ мы с ним равны, Но я всё кричу из последних сил: - Дай мне то что твои наполняет сны. Дай мне, дай, отвори, твою кровь из жил. Вавилонская щедрость наоборот, Означает жадность до пены дней, Еще день, неделя, ещё хоть год, Пусть же смерть не оставит меня в огне, Этот год он по старому проживёт. Хорошо, что не думая обо мне.
Well then, он говорит мне: "Не ходи". Как будто бы я волен выбирать, Как будто не засел в моей груди Огромный крюк из слов. И что, пора Из сердца с мясом вырвать этот крюк? И выкинуть? Иначе быть беде? Я понимаю. Я ему не друг. Не брат, не свет, а значит в черный день Он за меня не станет отвечать. Но я пойду как пойнтер взявший след, Мне нужно взять слова для палача, Собрать из них божественный ответ - И выдохнуть. Тогда и выйдет крюк, И выйдет толк и станет тишина: Мой генерал, война идёт на юг. Мой генерал, а наша ли война?
Итог был неизбежен, ребята. Без ката: я с телефона, из дома поправлю. FIXED. Да и вообще переписал их малясь.) По сериалу в принципе и по мотивам серии про ванну.
СКОТТ: читать дальше Теперь нельзя спрятаться, Нельзя отсидеться, По ночам выходят иные тени, Желтые глаза - Черное сердце Ждут полнолуния, Ждут искупления. Самому б сдержаться — не стать убийцей, Но волчья суть в тебе воет в голос, Что-то тебе будет ночами снится - Если цепи не удержат Твоего волка.
Берегись, эта сказка бьёт заточкой поддых, Выходи, если хочешь защитить своих!
ЭЛЛИСОН: читать дальшеТы не хочешь знать, но судьба не спросит, Но генетика, детка, паскудная штука, Хочешь стать сильнее? Ночные гости Заберут не тебя, так твоего друга.
Твоя семья не сумеет простить: Выходи, если хочешь их защитить!
СТАЙЛЗ: читать дальшеТы - свой. Из тех, что лучше б остались дома - И глуша адреналином свою вину - Держался подальше от друзей и знакомых - Не дай бог утянешь кого ко дну. Не дай бог кому-то попортишь карму, Как это бывало уже не раз - Твои идеи не всем по карману - Как и твой сарказм.
Черные дни у тебя впереди, Хочешь своих защитить - выходи!
ДВА ГОДА СПУСТЯ, НИКТО НЕ ОЖИДАЛ ВТОРОЙ ЧАСТИ ПРО РОДИТЕЛЕЙ.
МАККОЛ: читать дальше Сын-старшекласник - это такая морока. Все разговоры с ним начинай с конца: Сначала угрозы, после условия сроком - Отсюда до вечности. Он не похож на отца, Но похож на смешного, злого, лесного зверя, Зови его в дом, овцы целы и волки сыты Он вырастет. И когда утонешь в безвременье, Он встанет и выйдет, и будет твоей защитой.
АРДЖЕНТ: читать дальше Нож в рукаве, за поясом, в сапоге. Следуй кодексу - не останешься безоружным. Живи этим сам, и дочь научи тому же, Потому что однажды ты будешь в большой беде.
И не выбирая последствий, не гадая что будет потом, Твоя девочка, твоя кровь, твоё серебро, Встанет на первую линию, потому что она - добро. И станет твоим спасением и щитом.
СТИЛИНСКИ: читать дальше Твой сын как только откроет рот, Из себя выводит любых святых, Ведь с самого детства как дышит - так врёт, Но для добрых затей. Понимаешь, шериф, В одиночку лямку тянуть не грех, Но твой сын развивает такую прыть, Чтобы стать взрослее быстрее всех. Чтоб однажды он смог бы тебя защитить.
Я слышал историю: мир героя подергивается рябью - Это значит - не было ничего настоящего. Весь отмотанный срок начинай сначала, Лодка Харона пятится до причала, И вот он живой. Пока игнорирует сноски и примечания.
Кажется никогда больше ничего не будет написано. Слова перестали высекать искру. Буквы из бусин на нитке, обернулись пикси, И каждая норовит тебе в палец вцепиться. И крови напиться. И я бы не против разверзнуть словесные хляби, Но я - тот герой, Мир вокруг подергивается рябью.
Он умрёт. И ты знаешь, что он умрёт. И ты помнишь об этом - в каждый прожитый миг. Снайпер видит чуть дальше, тебе стоило знать наперёд, Что наступит тот день, когда ты не успеешь прикрыть. И тогда как ни вой - всё равно не отменишь восход. И тогда как ни плачь - ты не сможешь судьбу изменить. Сделай шаг под конвой, сделай проклятый шаг свой вперёд - Из груди, изнутри - сделай шаг, Подними его щит.
Между второй и четвёртой главами. 2-3 Раш говорит: - "Сожги". И замолкает ещё на сутки. Ему дважды звонили с работы, Стефан соврал, что он болен. Ощущение будто жизнь просыпалась в промежутки Между секундами. Нехилым усилием воли, Стефан задвигает желание Раша трясти за плечи, Вытряхивая, высыпая из него правду. Все сутки у Раша мысль мечется рикошетом: - Однажды откат ударит в того, кто рядом.
3-4 У Стефана третий день всё першит и першит в горле, Во рту маслянистый привкус чего-то горького, Как будто какой-то специи. Знаешь, словно, Он надкусил травинку, а она оказалась осокой. И першит, и саднит и как будто язык порезал. Горечь периодически сменяется жаром и болью, Стефан становится в речи излишне резок, Но всё чаще молчит. Потому что ему невольно Кажется, что слова прилипают к нёбу Лепестками цветов, теряя в дороге смысл. Ему снится плакальщица рыдающая над гробом, И хоронят его. И во сне он чувствует привкус, Маслянистой, медной, волшебной, немой угрозы, На утро немеют руки, немеет тело, У Стефана внутри зацветает роза. Раш не может ему объяснить в чём дело.
Про Роберта Таунсенда, трактирщика,квакера и шпиона, человека, который заебался ещё до рождения. И снова про Бенедикта Арнольда, генерала-предателя, который под конец третьего сезона окончательно потерял все берега и края, что у него были.
Роберт. Он всегда был уверен - бояться не надо, Ни сумы, ни тюрьмы, ни внезапной смерти. В его снах с тех пор поселился Арнольд, Говорящий сквозь зубы о нужных жертвах. Цедящий сквозь зубы о праве мести, В своей обиде достигший дна. Роберт себе не находит места, Роберт сделает всё, чтоб его изгнать.
Бенедикт. А всё же в трактирщике что-то есть. Арнольд словно зверь чует тайную злость, Слышит в голосе ярость, и видит насквозь, Такую родную, знакомую спесь. А в Роберте исподволь зреет решение: Пей, чудовище, пей. Всё за счёт заведения.
Роберт. Роберт бредит - он нож в ребро, Деньги в руку, библейский сын, Он обезображенное добро, Беспокойство чужих седин. Порох, шорох, Борей, болезнь, Пропитавшийся маслом жгут, Течь в проверенном корабле, Обернувшийся злом маршрут, Обернувшийся бранью друг, Жизнь натянутая как нить, Мир не битого стоит двух: - Роберт Таунсенд. Что будете пить?
Вооружившись волей как молотом, Смиренье подняв щитом, Отправляются в город стоящий на золоте И ложных богах. Так в нём Искажается Замысел. Небо расколото. Они спускаются в Вавилон. Нет на земле ничего удивительней Человеческой смертной судьбы. Мир для людей был задуман и выплавлен. Но что люди сделали с ним? Найдется ли в городе полсотни праведных? Десятка? Пятёрка? Один?
Понимаешь, но ты - Интерстеллар. А я - Марсианин. Ты масштабен, ты звучен, ты притча небесных морей, Я сажаю картошку на Марсе и слушаю диско, И меня не спасут. Не успеют. И в этой петле Состоящей из времени звезд и безоблачных книжек, Оставайся один, И будь счастлив новой земле.
Всё очень просто. Ты открываешь Бродского - начинаешь выть. Это привычно. С привычкой, увы, не спорят, Всё равно что расчёсывать свежезажившие швы, Что идут по границам изведанных территорий. Всё равно что лежать на земле под пустеющим небом: Персеиды пропущены, август закутан в дожди, Атлантида утоплена. Знаменем новой победы Шелестит указание: Лазарь, восстань и иди! Вавилонская башня разрушена. Воинство светлых Обретается в зимних квартирах и копит запас, Одиночество значит, что некому, некому, некому Даже крикнуть в лицо: Генерал, наши карты дерьмо, я пас.